Мы не будем здесь заниматься вопросом, верно ли представление, которое развивал и неоднократно модифицировал Фрейд. С тех пор глубинная психология как психоаналитическое исследование продолжила фрейдовские наблюдения, дополнив, изменив или отбросив его воззрения. Не подлежит сомнению, как говорит сам Фрейд, «что психоанализ, первоначально желавший объяснять лишь патологические душевные феномены, пришел к тому, чтобы разрабатывать психологию нормальной душевной жизни» (XIV, 303). Осмысление терапевтического опыта привело к тому, что вопрос о происхождении неврозов расширился до вопроса об их сущности. Возник осмысленный, исторический, но вместе с тем спекулятивный интерес психоаналитического исследования к проявлениям человеческого бытия, которые вначале не входили в круг научных и практических интересов медиков, но которые содержат и представляют собой взаимосвязи и, главное, конфликты становления человека.

К этим проявлениям в первую очередь относятся те базальные переживания, которые можно назвать образами человеческого бытия. Саги и мифы, особенно те, что принадлежат к европейской культуре, например, греческие, а также народные сказки, дошедшие до нас обычаи, религиозные культы и произведения искусства создавали и создают широкое поле для интересов глубинной психологии. Приведем известный пример: под влиянием открытия Фрейдом эдипова комплекса и его утверждения, что «индивидуальный конфликт, а именно фантазия об инцесте является стержнем грандиозной античной драмы, сказания об Эдипе», Юнг в 1912 году опубликовал свои «Метаморфозы и символы либидо». Новая редакция этой работы появилась в 1952 году под названием «Символы метаморфозы». Ему показалось необходимым «расширить анализ индивидуальных проблем путем привлечения исторического материала». Это расширение должно было «показать бессознательное как объективную и коллективную психику» (Jung 1952, 4, 8, IX). Фрейд возражал, усматривая в этой идее неверный подход «разрешать проблемы индивидуальной психологии, привлекая материал из психологии народов». Он ответил своей «первой попыткой» «применить воззрения и результаты психоанализа к непроясненной проблеме психологии народов»: его вышедшая в 1913 году книга «Тотем и табу» имела подзаголовок «Некоторые сходства в душевной жизни дикарей и невротиков» (IX). По сравнению с Юнгом Фрейд пошел едва ли не противоположным путем (см. статью Ф. Шледерера в т. И). Он попытался показать, что «невротик тоже скрывает в себе ключ к мифологии» (VIII, 100). Это различие в воззрениях Фрейда и Юнга представляется важным для дальнейших рассуждений. Поэтому остановимся на нем несколько подробнее.

В данном изложении мы сознательно ограничиваемся народными сказками и близкими к сказкам мотивами, чтобы из изобилия образов человеческого бытия выделить одну сферу, в которой можно будет рассмотреть и прояснить так называемый «культурно-исторический интерес» психоанализа. Сам Фрейд признавал наличие «сюжетов сказок в сновидениях» и нисколько не удивился, «узнав также и из психоанализа, какое значение имеют народные сказки для душевной жизни наших детей». К этому он добавляет: «У некоторых людей воспоминание об их любимых сказках заняло место собственных детских воспоминаний .» (X, 2). Уже в «Толковании сновидений» в 1900 году говорится: «Связи наших типичных сновидений со сказками и другим поэтическим материалом не являются ни единичными ни случайными» (П/Ш, 252). Поскольку психотерапия представляет собой попытку исцеления через переживание или повторение жизненных испытаний и поскольку при этом возникает вопрос о сущности и смысле подобных испытаний и их возможных результатах, она также интересуется связями, существующими между сказкой и психоанализом. В какой мере можно говорить о принципиальном значении сказок для психоанализа? Этот вопрос и ответы на него будут рассмотрены на нескольких сказках, выбран